Домой Армения «Мы — новые паломники святынь»

«Мы — новые паломники святынь»

910
0

http://lratvakan.comСлучаются в нашей культурной жизни события, значение которых выходит далеко за рамки пестрого арт-процесса, они поднимаются над ним, становясь вехой в нашей истории. Таким событием стало открытие в Святом Эчмиадзине музея Рубена Севака. Музея, которому предстоит стать голосом бессмертия, символом воскрешения, возрождения в иной, победной жизни. «Кто верит в жизнь, тому дано парить в небесах. Кому дана надежда на победу и любовь, тому даны крылья», — написал когда-то Рубен Севак.

Свидетели чуда

«Сегодня мы стали свидетелями чуда — на этой святой земле возродилась и обрела бессмертие память великого поэта Рубена Севака, жертвы страшного Геноцида 1915 года», — сказал на торжественной церемонии открытия музея Ованнес Чилинкирян, племянник Рубена Севака и его духовный сын, целиком посвятивший себя служению имени великого поэта. Он десятилетиями собирал реликвии и документы, которые сегодня вошли в экспозицию нового музея.

Ованнес Чилинкирян долгие годы жил в Стамбуле и был весьма успешным предпринимателем. Но никакой бизнес не мог увести его от главного дела жизни. Более 40 лет он посвящал свое время и средства на собирание своего уникального архива, по крупицам отыскивал документы, издал не одну книгу о Рубене Севаке. И весь собранный им колоссальный материал стал отражением жизни не только выдающегося поэта и общественного деятеля, человека, прожившего короткую, но удивительную судьбу с таким страшным концом. Этот архив оказался зеркалом всей атмосферы, предшествовавшей трагическим событиям 1915 года, стал бесценным фактическим источником в освещении вопросов, имеющих исключительное значение для изучения истории нашего народа. Наряду со сбором экспонатов для музея своего великого дяди Чилинкиряном владела еще одна, но пламенная страсть — он коллекционировал произведения армянских художников. Особенно его пленила марина. Последнее десятилетие он отошел от дел и жил в Ницце, где в своем просторном доме организовал частный музей, который с интересом посещали заезжавшие туда армяне.

Четыре года назад Ованнес Чилинкирян вместе с бизнесменом из Спюрка Акобом Авагяном и ректором ереванского Государственного педагогического университета, профессором Рубеном Мирзаханяном замыслили дело воистину неслыханное — по масштабам, национальному служению и, простите за пафос, богоугодности. Ованнес Чилинкирян изъявил готовность передать всю свою коллекцию в дар исторической Родине — это также желание Шамирам Севак, дочери поэта, которой в будущем году исполнится 100 лет, — а перевезти его бесценную коллекцию в Святой Эчмиадзин было делом нелегким, потребовавшим нескольких лет труда и больших материальных затрат.

«В Ницце это был бы просто частный музей. Но представить всю экспозицию в таком целостном состоянии — это стало возможно благодаря воле и усилиям Католикоса Гарегина II, который создал для этого необходимые условия, — говорит Рубен Мирзаханян. — Я не хочу вдаваться в подробности, но уверяю вас, что это было очень-очень нелегко — начиная с многочисленных проблем, связанных с вывозом полотен из Франции, и кончая ремонтом здания XVIII века «Азарапат», где сегодня разместился музей. Это сейчас все выглядит так солидно, а здание было в очень плохом состоянии — кругом вода, сырость. Господин Чилинкирян сделал и денежные вложения, чтобы музей состоялся. Не говоря уже о передаче своей коллекции живописи. По своей художественной значимости — ну и, конечно, финансовое слагаемое нельзя сбрасывать со счетов — за последние десятилетия аналог этому дару найти трудно. Ведь, скажем, то, что у нас есть на Каскаде, — это передано на хранение, а не подарено Гафесчяном. А здесь — именно дар. Если сильно вникнуть в вопрос, можно привести разве что пример коллекции русской живописи Абрамяна. Я думаю, музей Рубена Севака станет культурным, просветительским, научным центром, потому что в нем совмещаются документы, освещающие трагические события в истории нашего народа, и уникальный вернисаж».

За свой несравненный дар Ованнес Чилинкирян был удостоен ордена Почета, который получил из рук президента Армении Сержа Саргсяна.

В канун 100-летия Геноцида армян в Святом Престоле открылся постоянно действующий музей Рубена Севака — того, кто отречению от веры предков предпочел мученическую смерть. «Открытие этого музея — дань уважения и преклонения как перед Рубеном Севаком, так и перед Григором Зограбом, Сиаманто, Варужаном, Комитасом, другими нашими великими деятелями перед памятью полутора миллионов наших безвинных жертв, которые не отреклись от своей веры и родины и приняли терновый венец. Они погибли, храня в сердце веру, что армянский народ жив и будет жить в вечности. Музей посвящается 100-летию Геноцида армян и имеет особое значение. Посредством своих посетителей он превратится в неумолкаемую колокольню, голос которой будет услышан во всем мире, способствуя усилиям, прилагаемым для международного признания Геноцида», — сказал на церемонии открытия музея Католикос Всех Армян Гарегин II.

sona-30b(1)«Мы должны умирать во имя бессмертия своего народа»

У поклонников поэзии, да и не только, фамилия Севак в первую очередь ассоциируется с литературным кумиром 70-х годов прошлого столетия — Паруйром Севаком. Рубен Севак, выдающийся западноармянский поэт, павший жертвой Геноцида, вспоминается как бы во вторую очередь. А между тем именно в его честь, отдавая дань преклонения перед редкостным талантом — поэтическим и человеческим, автор «Неумолкаемой колокольни» выбрал себе псевдоним Севак.

В 2005 году за роман «И после смерти», в основу которого легла жизнь Рубена Севака, Александр Топчян был удостоен премии президента. Будь роман экранизирован, некоторые сцены наверняка показались бы художественным вымыслом. Удивительная жизнь удивительного человека — и бесчеловечный кровавый конец.

Матушка-природа обычно бывает справедлива к своим детям — к каждому и понемногу. Но над колыбелью Рубена Чилинкиряна, видимо, собрались все феи, спеша принести свои дары. Он был красив яркой породистой красотой. Он с отличием окончил в 1905 году знаменитый армянский лицей Берберяна в Константинополе, где проявлял способности самые разнообразные и где впервые проявилось его ярчайшее поэтическое дарование вкупе с даром художническим. И на медицинский факультет Лозаннского университета он поступил играючи.

В 1910 году женился на Янни Апель, златокудрой ундине из аристократической семьи прусского полковника, подарившей ему сына Левона и дочь Шамирам. В том же году вышел первый и единственный прижизненный сборник Рубена Севака «Красная книга» — отклик на резню в Адане, в Киликии, когда в течение двух недель вооруженная фанатичная толпа при молчаливом попустительстве армии и полиции истребила 30 тысяч армян — провидческие стихи, предчувствие кровавой драмы.

Мир сулил самые радужные перспективы молодому поэту — он блистал талантом, умом, эрудицией, обаянием в лучших салонах Европы. Мир был так благосклонен к блестящему врачу, практикующему в клиниках Швейцарии. Он мог стать Парнасским небожителем, признанным мэтром. Он мог жить благополучной, даже с шиком жизнью на своей вилле на берегу озера Леман с любящей женой и детьми. Он практически сознательно выбрал верную смерть, вернувшись в 1914 году в Константинополь.

«Вот мы идем! — Кричат. — И колесо
Страданий наших мы вперед толкаем.
И дрожь стоит от наших голосов,
Мы по живым идем и повторяем:
«Вот мы идем!» Дороги не закрыть
Пред яростью могучей нашей силы.

Идем, чтобы заставить говорить
Бесчисленные общие могилы.
Вы соскоблили с наших юных кож
Для свадеб и грехов себе палаты.
Вы продавали нашей крови дрожь
За плату, что потребует расплаты.

Мы — шпага и закон. Своих твердынь
Мы не оставим в лапах пораженья.
Мы — новые паломники святынь
И сумерек светлейшее рожденье.

Предчувствовал ли он свое бессмертие? Во всяком случае гибель он предвидел совершенно отчетливо — седьмым чувством великого поэта. А ведь судьба практически одновременно дала супругам Чилинкирян по последнему шансу, которым они не воспользовались, обуреваемые чувствами, которые в наш прагматический век трудно вместить в сознание. Работник германского посольства в Константинополе барон фон Нойберг, очарованный госпожой Чилинкирян, предлагал ей бросить мужа и спасаться. Она гневно отвергла предложение соотечественника, а на следующий день пошла в парикмахерскую и покрасила свои золотые кудри — предмет зависти всех женщин Константинополя — в черный цвет. «Чтобы быть похожей на твоих сестер», — объяснила она мужу.

Когда 24 апреля Рубена Севака вместе с 250 представителями армянской интеллигенции арестовали, она бросилась к послу Германии Вагенгейму и услышала в ответ на мольбу о спасении: «Ты недостойная немка, ты предала свою нацию, вышла замуж за этого армянина и теперь пришла просить, чтобы я его вызволил! Он не должен вернуться. Они ушли умирать». «У меня есть сын, я воспитаю его так, чтобы он когда-нибудь отомстил немцам за своего отца», — ответила. Янни, швырнув германский паспорт в лицо послу. Об этом свидетельствует Ованнес Чилинкирян в своей книге «Рубен Севак». Янни Севак отказалась от немецкого подданства, перестала говорить по-немецки, дала своим детям армянское образование. А когда в декабре 1967 года она скончалась в Ницце, ее хоронили по армянскому обряду — согласно завещанию.

А доктор Чилинкирян и в страшном 14-м году оставался верен клятве Гиппократа. Именно тогда ему пришлось лечить, казалось бы, безнадежно больную дочь одного из турецких бонз. Вернувшаяся усилиями врача к жизни девушка влюбилась в своего спасителя, и это не сказки «Тысячи и одной ночи», а исторический факт. Отец девушки предложил жизнь за жизнь, предложил принять ислам и взять дочь в жены — наличие семьи для последователя ислама препятствием не являлось.

Севак в ужасе отверг такой альянс. Его уговаривали друзья по ссылке — что притворное вероотступничество по сравнению с sona-30cжизнью?! Он был непоколебим — медик, последовательный ученый-атеист. Для поэта и интеллигента никакое отступничество не могло быть временной мимикрией, а только изменой, которая всегда гнусна. «Мы — предводители народа. Если мы предадим свои идеалы, народ потеряет веру в справедливость борьбы. Мы должны быть примером. Мы должны умирать во имя бессмертия своего народа», — говорил он.

На рассвете 26 августа 1915 года группу из пяти человек, в которой были Рубен Севак и Даниел Варужан, в экипажах отправили в городок Аяш, и по дороге они были остановлены неизвестными… По одним свидетельствам, палачи набросились на связанных людей, привязали к деревьям, а затем «обнажили свои кинжалы и стали медленно и невозмутимо резать их». По другим, Севак и Варужан были убиты едва ли не одновременно озверевшим турком, который потом хвалился, как камнем размозжил головы «гяуров»…

История лишь констатировала зверство, не сохранив имен палачей. Рубен Севак — поэт и врач, интеллигент и мученик — шагнул в бессмертие, чтобы остаться в нем навсегда.

Дорога от храма — к храму

Сокровищница музейного комплекса Св.Эчмиадзина расширилась — во всех смыслах. Экспозиция музея Рубена Севака расположилась на территории патриархии в свежеотреставрированном здании XVIII века, носящем название Азарапат. Дорога от храма — от центрального портала Кафедрального собора — ведет к храму искусства и памяти. Проходишь под низкой аркой, и слева сразу обнаруживается дверь, ведущая в Дом поэта. Войдем в эти двери.

В небольшом «предбаннике» музея стоит остановиться. Здесь нет каталога — его еще не успели подготовить. Зато на полках стоят в роскошных изданиях книги о Рубене Севаке — плоды десятилетних трудов Ованнеса Чилинкиряна. Собственно экспозиция расположилась в четырех залах — две переходящие одна в другую анфилады, разделенные друг от друга арочными перекрытиями. Эти арки разделяют не только живописную, вернисажную часть от архивной. Они диктуют фабульную канву посещения — не дают эмоциям смешаться в один бурный, но сложно осознаваемый поток.

Два зала, в которые неминуемо попадаешь в первую очередь, — строгая развеска картин под кирпичными сводами. Коллекция живописи и графики западноармянских художников — почти двести произведений мастеров «первой обоймы», любовно собранных Ованнесом Чилинкиряном. Основа коллекции была заложена еще Рубеном Севаком. Он сам недурно рисовал, был дружен со многими армянскими художниками, работы которых легли в основу будущего крупного собрания. Племянник продолжил заложенную поэтом семейную традицию.

Абсолютное большинство полотен, составляющих экспозицию, — марина. Три работы Айвазовского, и среди них второе по размерам полотно, отныне хранящееся в Армении. Более 10 полотен Махохянов. Овнатаняны, Шабанян, Адалян… Это с позиций статистики, «брендовости», ну и составления материальной ценности дара, принесенного родине Ованнесом Чилинкиряном.

Эмоциональное впечатление от экспозиции трудно передать словами — Айвазовский и присные давно не нуждаются в маркировках. И потрясающее ощущение от вернисажа рождается не от отдельных полотен, а от этого единого, огромного, бесконечного, каждый раз открывающегося по-новому моря. Грозное, почти черное и золотисто-бирюзовое, ласкающее, катящее на берег разбушевавшиеся буруны и отражающееся голубизной в беломраморных стенах прибрежных вилл…

Море, наверное, растворилось у представителей семейства Чилинкирянов в крови, осталось главной картинкой детства, вынесенной из городка Силиври на европейском побережье Мраморного моря неподалеку от Константинополя, где родился Рубен Севак. И за два года до смерти поэт, которому предначертано было принять смерть в сирийской пустыне, писал: «Хотелось бы перед окончательным возвращением на родину поехать в Венецию и провести там хотя бы одну весну, одну из считанных весен моей жизни. Хочется жить, чувствовать, что живешь… в предчувствии смерти».

Для профессионалов, занимающихся историей армянского народа и особенно черной годиной его крестной муки, материал, представленный в архивной части музея, — бескрайний простор для исследования. Для рядового посетителя острое чувство всего ужаса этой крестной муки и желание еще раз предать анафеме ее учинителей возникает не из подробного исследования. Оно возникает из зримого представления о том, какой утонченный, изысканный и тонкий мир был растоптан вандалами, какие штучные люди пали жертвой неслыханного зверства.

Эти часы с маятником, этот бюст Бетховена, эти, в кружевных виньетках, рождественские открытки и билеты на симфонические концерты. Эти адресованные жене нежные письма на французском, написанные изящным почерком человека, переводившего Гейне, Леконта де Лиля. Первые издания стихов Севака и Янни, которая за свою долгую жизнь успела выпустить несколько томиков стихов, рисунки поэта углем. И фотографии — такие молодые, одухотворенные, красивые лица…

И снова вспоминаешь о культурном феномене ХХ века, до конца еще не оцененном по достоинству. О Константинополе, который наравне с Тифлисом был крупнейшим центром армянской культуры, в начале века находящейся на стыке двух цивилизаций. О блестящих представителях местной армянской интеллигенции, для которых знание нескольких европейских языков и владение мировой культурой вообще было чем-то абсолютно естественным и обязательным. О блестящей плеяде поэтов, музыкантов, художников, вписавших золотые страницы в сокровищницу нашей культуры. Многие из них приняли венец мученика и обрели бессмертие. И среди них Рубен Севак — великий поэт, чей 30-летний земной путь, оборвавшийся так страшно, сегодня стал бесконечной дорогой к памяти, вере, жизни.

Сона МЕЛОЯН
Голос Армении